За облаками — солнце [1982] - Наталья Федоровна Кравцова

— Здравия желаем, товарищ инструктор!

— И так всегда будете меня встречать, ясно? Каждый день! А теперь — Бондаренко полетите первым, остальным притащить сюда бочки с бензином!

Перед тем как сесть в самолет, Оля дала старшине группы Бондаренко задание на полет и потребовала:

— Повторите!

— Это еще зачем? Не глухой же я… Все понял.

— Повторите задание!

— Может, хватит дурака валять… товарищ инструктор!

— Вылезай!

— Почему?

— От полетов отстраняю! Позови следующего!

Нелегко было Оле перевоспитывать своих учлетов, привыкших к полной свободе и отсутствию дисциплины. Но она упрямо проводила свою линию. После случайно услышанного разговора гонщиков в ангаре неизменно была с ними официально суха, никогда не шутила, даже не улыбалась.

Учлеты же, видимо обидевшись, первое время почти не разговаривали с ней, подчеркнуто четко выполняли все приказания, чеканили шаг, подходя к Оле.

Все инструкторы были уже в курсе дела, следили за тем, что происходит, и давали Оле советы.

— Ну как твои партизаны? — спросил ее командир отряда. — Справишься с ними? Или принять какие-нибудь меры?

— Думаю, что справлюсь.

— Раз ты, Ольга, стала в такую позицию, то так и держись дальше! Не уступай им, а то опять вернется старое, — говорил Федя.

Летали ребята отлично, и Оля в общем была довольна ими: все ее учлеты вылетели самостоятельно первыми в отряде.

Федя, будучи командиром звена, решил проверить кое-кого из них в воздухе. В полете время от времени он вмешивался в управление и, настроенный определенным образом, был чересчур придирчив. Учлетам это не понравилось, и Оля поспешила воспользоваться их недовольством.

— Возможно, вам у меня плохо, — сказала она, — тогда подавайте рапорт начальству. Вас немедленно переведут в другую группу.

— Да что вы, товарищ инструктор! — испуганно, воскликнул Бондаренко. — Нам вполне хорошо, мы в другую не хотим.

— А меня проверял старший лейтенант Бобровник, так он все время за ручку держался. Чего он боялся? Вот вы нам доверяете…

— Потому что я знаю вас, — сказала Оля и первый раз улыбнулась им. — Слава богу, начинаете кое-что соображать! Вы же раньше всех вылетели, ну кто из других групп опередил вас?

Теперь гонщики изо всех сил старались окончательно разрядить ту напряженность, которая возникла в отношениях между ними и Олей. Дисциплина была идеальной, Олю слушали беспрекословно и всячески подчеркивали свое уважение к ней.

— Ямщикова, ты молодец! Выдержала характер! А твои орлы — лучшие в отряде. Объявим тебе благодарность, — похвалил ее командир отряда.

По утрам, просыпаясь затемно, Оля долго занималась своим туалетом, расчесывая длинные густые волосы, заплетая их в косы. На чистку сапог времени не оставалось, да она и не любила возиться с грязными сапогами, в которых весь день ходила по раскисшему аэродрому. С вечера выставляла их за дверь своей комнаты, и утром Аркаша начищал их до блеска.

— Спасибо, Аркаша! Ты так меня выручаешь! — благодарила его Оля.

— Мне это ничего не стоит…

Как-то утром, собираясь уходить, Оля вышла за сапогами и увидела, что стоят они грязные, нечищенные — никто к ним не прикасался. Постучала в дверь напротив.

— Входите! — отозвался Федя.

— Можно сапожную щетку? А где Аркаша? — спросила Оля, когда Федя открыл дверь.

— Ах, вам щетку! Аркаша улетел на неделю. Вот щетка… и гуталин дать? Бархотку?

Он насмешливо смотрел на Олю, зная, как она не любит все это. Осторожно, словно ежа, взяла она щетку и вздохнула.

— Федя, почисть, пожалуйста…

— Я? Сапоги?! — разыгрывая возмущение, воскликнул он.

— Ну хоть сегодня. Завтра я сама, встану пораньше. Или — вечером!

Молча Федя взял у Оли сапоги и стал чистить, стараясь скрыть улыбку.

А вечером она, конечно, не успела заняться сапогами, потом забыла и утром опять обратилась к нему.

— Федя, почисть…

После полетов Федя пригласил ее в кино. Когда же Оля, как всегда, отказалась, он шутливо заметил:

— Значит, сапоги — почисть, а в кино — не пойду! Та мне ж одному скучно идти, а в «Колизее» сегодня Нат Пинкертон!

— Ну ладно, сходим, — согласилась Оля.

Перед началом сеанса он повел Олю в буфет, заказал кофе, пирожных, которые стоили баснословно дорого — цены в буфете были торгсиновские. Оля принялась за пирожные — трудно было вспомнить, когда она ела последний раз настоящие пирожные.

Сам он откусил кусочек и, вдруг вспомнив о чем-то, поднялся.

— Я на минутку отойду.

Оставшись одна, Оля подождала немного Федю и, не дождавшись, продолжала пить кофе с пирожными. Прошло минут десять — раздался звонок. Федя все не возвращался. Вот-вот должен был начаться сеанс, и она забеспокоилась: не поискать ли… Расплатиться с официантом Оля не могла: не взяла денег. Поднявшись, хотела отправиться на поиски, но услышала вежливый голос:

— А кто, мадам, будет расплачиваться?

Официант уже стоял рядом и смотрел на нее, склонив голову набок.

— Я сейчас вернусь… Только поищу вот…

— Нет-нет, вам лучше посидеть. Останьтесь, пожалуйста…

Буфет опустел, только Оля в одиночестве сидела за столиком перед тарелкой с пирожными. Наконец, появился Федя и как ни в чем не бывало воскликнул:

— Ты еще здесь? Кино началось!

— Заплати, Федя. Я не взяла.

Он с шиком расплатился, оставив нетронутыми два пирожных. В зале уже погас свет, и они, в темноте отыскав свои места, сели.

— Как настроение? Почему ты не сердишься, не ругаешь меня? Я же знал, что ты без денег.

— Стоит ли? Я бы как-нибудь вышла из положения, — спокойно сказала Оля. — И потом — я догадывалась, что ты это нарочно…

Домой шли пешком, Федя галантно вел Олю под руку. Вдруг он остановился.

— Знаешь, моя доню, я ж к тебе присматриваюсь. Проверяю. Думал — сейчас выйдет из себя, отругает… Хочу на тебе жениться.

— Вот как! Да я-то не собираюсь!

— Та уже все решено!

— Что, без моего согласия?

— Почему без твоего? Ты ж согласна!

Оля рассмеялась, а Федя ласково продолжал:

— Никто ж к тебе, голубонька, из Полтавы не едет, и ты никуда не намерена… А лучше меня все одно не найдешь, мое серденько!

Он терпеливо убеждал, уговаривал Олю, нежно заглядывая ей в глаза, и ей стало казаться, что Федю она знает и любит уже очень давно и одна, без него, не сможет жить. Прошло около восьми месяцев с тех пор, как уехал в Полтаву Степа, и хотя он продолжал писать, отвечала она ему все реже и реже, да и письма ее стали другими… Думая об этом, Оля вдруг поняла, что та, первая пылкая любовь, за которую она так держалась, уже не существует. Теперь, спустя